Обучение детей мигрантов российских школах: объясняем обстоятельно

Дети, для которых русский язык не родной, учатся во многих российских школах. Но практически нигде для них нет адаптационных классов или уроков русского как иностранного. Почему так происходит, в эфире «Радиошколы» рассказала бывший директор интеграционного центра для детей беженцев и мигрантов «Такие же дети» Анна Тер-Саакова.

Первый класс. Рассылка

Ценные советы и бесценная поддержка для родителей первоклассников

1 сентября – праздник не для всех

Елена Кудрячева приехала в Россию из Донецка в феврале 2014 года. Сыну Мише было 11 лет. «Мы обошли около 20 школ Москвы и Подмосковья и везде у нас требовали годовую регистрацию. И еще СНИЛС. Откуда у нас, у ребенка негражданина РФ, СНИЛС?

Елена в своих жалобах дошла до президента России, но ответ пришел простой: обращайтесь в школу, вас обязаны взять. Пока Елене удалось устроить ребенка в школу в Белгородской области: «Там на периферии все проще, можно договориться по-человечески».

У Светланы Рахимовой, трудового мигранта из Узбекистана, есть и патент, и регистрация. Она живет в России уже два года. У ее ребенка тоже есть регистрация. «Но нас тоже не берут – требуют регистрацию на год. Так что 1 сентября на носу, но сын Светланы Артем первоклашкой не станет.

Думаете – ну и пусть мигранты и беженцы возятся со своими проблемами, нас, россиян, почему это должно волновать? Да это и вас касается тоже. Вот что рассказывает Ахтам Мирзаев. Он родом из Узбекистана.

Но когда-то еще дедушка с бабушкой уехали в Таджикистан, семья долго жила там. А с 2000 года Ахтам живет в России. С 2009 года он и его семья имеет гражданство России, прописан во Владимирской области в Вязниках. Работает Ахтам в Москве, и решил перевезти свою семью поближе к себе.

В московскую школу его дочку не взяли, хотя регистрация была сделана – получилось, что маленькая Рубия проучилась полгода в первом классе в школе в Вязниках, а полгода проболталась без учебы в столице.

Ахтам и его супруга с весны начали хлопотать, чтобы Рубию заново взяли в первый класс в московское учебное заведение рядом с домом, но им по-прежнему отказывают. 1 сентября Рубия не идет с букетом в школу – она останется дома.

И таких случаев – жалоб от семей мигрантов и беженцев – только в «Гражданском содействии» 54. Родители детей думают тоже обращаться в суд – все другие инстанции, вплоть до министерства и правительства, они со своими жалобами уже прошли.

Комитет «Гражданское содействие» провел акцию «Все дети имеют право учиться!». Акцию поддержали люди в разных городах России: они фотографировались с таким плакатом и передавали в соцсетях эстафету друзьям. А потом правозащитники и пострадавшие родители обратились в суд.

В районе вокзала и рынка

«Сразу хочу заметить, — говорит Оксана Рожкова, директор 50-й, — школа у нас не элитная». Да уж… Вокзал и вещевой рынок «Таганский ряд» — близостью школы к этим двум объектам не сказать чтоб уж очень культурного назначения формируется значительный контингент ее учащихся. Это дети мигрантов. «Все приезжие, — объясняет Рожкова, — обычно останавливаются в Железнодорожном районе. Большинство из них торгуют на рынке, он в четырех трамвайных остановках от нас».

В школе 900 учеников. По словам директора, 40 процентов из них «не нашей национальности»: украинцы, изиды, армяне, азербайджанцы, таджики, киргизы; был даже вьетнамец — выпустился в прошлом году. Чьи-то родители уже получили российское гражданство, это те, кого прибило к уральскому берегу первой волной миграции, вызванной распадом СССР. У кого-то, кто приехал сюда в 90-е годы, к нынешним дням появились свои квартиры. Стали россиянами и некоторые старшеклассники.

Коренные уральцы в 50-й школе пока все же преобладают.

— Это дети железнодорожников, заводских рабочих, — говорит директор. — Можно сказать, у нас школа рабочей слободы.

— Вы имеете право кому-то отказать в приеме?

— Нет, я обязана принять в школу любого ребенка, живущего в нашем районе на определенных улицах. Я только интересуюсь гражданством. Если российское гражданство отсутствует, проверяю регистрацию.

Школа как школа. На стене в коридоре «Экран соревнований. Итоги второй четверти». На первом этаже у входа в раздевалку: «Уважаемые ученики! Ценные вещи (деньги, телефоны и т.д.) в карманах не оставляйте». В фойе первого этажа — выставка портретного рисунка «Любимые бабушки и дедушки». Под портретами — кто рисовал: «Брежнев Владислав, 4-в; Садыкова Улькар, 4-а; Губкина Юля, 3-г; Кожалиева Карина, 4-д…» Чередование разнонациональных имен и фамилий на такой выставке или в классном журнале было школьной рутиной в советские времена. А сегодня это новая реальность. Вроде бы все то же самое, только Садыкова Улькар и Кожалиева Карина, что учатся в одной школе с Брежневым Владиславом и Губкиной Юлей, теперь инофоны.

Сплошные формальности

Комитет «Гражданское содействие» попытался вместе с мигрантами, родителями детей, оставшихся без школы, в Верховном суде отменить приказ Минобрнауки от года N32 «О приеме граждан в образовательные учреждения».

По мнению юристов «Гражданского содействия», именно после выхода этого документа дети беженцев оказались в сложной ситуации – их перестали брать в общеобразовательные школы. Обучение в школе стало зависеть от наличия регистрации по месту жительства у детей и их родителей.

Светлана Ганнушкина, руководитель комитета «Гражданское содействие», рассказала «Милосердию», что ее правозащитной организации уже не первый раз приходится бороться: «Это уже третий случай в моей практике.

В 1996 году мэр Москвы Лужков вынес такой приказ, когда в московские школы брали только детей с регистрацией. Нам удалось отменить московский приказ. Потом в 2012 году появился такой же приказ Минобразования, как сейчас.

Мы тоже обжаловали его, и министерство в итоге дало дополнительные разъяснения к своему документу, и снова перестали требовать регистрацию от детей». Теперь министерство образования выпустило такой же приказ, и с детей снова требуют регистрацию.

Светлана Ганнушкина, руководитель комитета «Гражданское содействие» (в центре) и ее коллеги. Фото с сайта

Координатор проектов комитета «Гражданское содействие» Анастасия Денисова рассказала корреспонденту «Милосердия», что больше всего проблем с зачислением детей в школы возникают у беженцев из Сирии, Украины, из Афганистана.

Они пребывают в России легально, но регистрации себе пока оформить не могут. А у других, которые уже получили разрешение на временное проживание или вид на жительство, есть дети, статус которых не урегулирован.

Сложность еще и в том, что в столице зачисление детей в первый класс осуществляется только на электронном портале госуслуг, а там в обязательном порядке требуется указать регистрацию, иначе просто невозможно заполнить саму форму заявления, так устроена программа.

И не надо думать, что страдают от этого только беженцы и мигранты. Как мы уже рассказали выше, любой житель России может попасть «под нож» данного документа: не прописан, не зарегистрирован в данном районе – решай проблему как хочешь, ребенка в школу не возьмут.

Инофоны

«Инофоны» — так учителя между собой называют школьников, чья родина Таджикистан, Киргизия, Армения, Грузия… «Инофоны, — говорит Оксана Рожкова, — это те, для кого русский язык не родной. А кто плохо понимает по-русски, тот нередко отстает и по другим предметам». Дело, конечно, не только в языке. Толковый словарь объясняет значение слова «инофон» более объемно. Это «носитель иностранного языка и соответствующей картины мира». Последнее, пожалуй, поважней. Религиозные устои, национальный менталитет, культурный и бытовой уклад — все это дети мигрантов приносят с собой на занятия. Им трудно. Некоторые лишь недавно в буквальном смысле спустились с гор.

Собирательный портрет ученика-инофона легко составить по некоторым биографиям.

Аня Армлик. Армянка. Жила с родителями в одном из сел Грузии. Семья переехала в Екатеринбург, когда Ане было два года. За год до поступления в школу ей и ее брату нанимали репетитора по русскому языку. Сейчас Аня заканчивает 11-й класс, собирается поступать в Уральский федеральный университет на экономический. Вся семья уже имеет российское гражданство и квартиру в Екатеринбурге.

Наджибулло Бобиев. Таджик. Приехал из Таджикистана. Ему 14 лет, но учится он в 4-м классе, куда его определили после тестирования. У себя на родине Наджибулло в школу не ходил.

— Ты сейчас хорошо понимаешь по-русски?

— Чуть-чуть есть проблемы.

— Папа где работает?

— На рынке.

Ирода Хашимова. Узбечка. Родилась в Киргизии. Ей 10 лет, учится в 4-м классе. Родители торгуют на рынке.

— Когда мы в Киргизии жили, я училась во втором классе. А здесь меня взяли в первый. Я немножко плоховато учусь.

Необходимы какие-то подготовительные этапы, скажем, курсы языковые. В первый класс они должны прийти с тем же базовым уровнем языка, бытового хотя бы, что и русские дети

— Какие предметы сложные?

— Русский трудней дается. И еще математика. По русскому я хожу на дополнительные занятия.

Моноэтнические сообщества, когда таджики общаются только с таджиками, киргизы — с киргизами, а русские держатся своей компанией, — на взгляд Оксаны Рожковой, в школе не возникают — все дружат со всеми. «Конфликты, конечно, случаются, — говорит она, — но чтобы на национальной почве — такого я не припомню. Хотя мальчики и девочки из Грузии и Армении считают себя ну как бы европейцами, что ли, в сравнении с ребятами из Средней Азии».

А социальное расслоение? Оно есть, признает директор. В 50-й учатся дети из семей разного достатка. Но водораздел проходит не по национальности. «Нельзя сказать, что дети азербайджанцев обеспечены лучше, чем дети, допустим, таджиков, — говорит Рожкова. — У нас учится Оксана Цой. Ее папа кореец, гражданин Китая. У него крупный бизнес. Но я никогда не видела, чтобы Оксана показала, что она выше остальных: скромная, незаносчивая, дружит с киргизкой, чья мама работает в пекарне, печет булочки и достаток имеет такой, чтоб только отдать за квартиру и дотянуть до следующей зарплаты».

Перегибы на местах?

Минобразования занимает позицию весьма любопытную. С одной стороны, ведомство говорит, что вовсе не запрещает мигрантам устраивать их детей в российские школы. Это, мол, на местах перегибы. Администрации школ сами виноваты – не так трактуют приказ.

«Заявитель считает, что вообще никакого порядка быть не должно? – удивляется Ольга Федорова, представитель Министерства. – Мы ввели порядок закрепленной территории. Это реализация нормы, заложенной в федеральном законе.

Если ребенок проживает на этой территории и можно это подтвердить документом, а это свидетельство о регистрации, то он попадает в первый поток на зачисление. Если такого подтверждения, документа нет, родители детей, не проживающих на определенной территории, предъявляют свидетельство о рождении ребенка. Отказ в приеме может быть только при отсутствии мест».

И в этом случае, объясняет ведомство, родители должны обратиться в курирующие органы образования, чтобы им нашли школу со свободными местами.

Но все же министерство образования не сдержалось и признало, что тоже старается следить за соблюдением закона на территории страны (а не только за процессом обучения детей, как, казалось бы, должно происходить).

«К любому праву еще прилагаются обязанности. Родитель должен предъявить свое свидетельство о регистрации. Если он уклоняется от обязанности регистрироваться, то получается, министерство образования плохое, а он – хороший. Почему?

Так что в своих проблемах с документами виноваты сами мигранты. А еще Минобразования фактически признало, что администрации школ у нас обязаны стучать на население. «Если приказ отменят, то по КоАП на директоров школ будут налагаться штрафы, – говорит Ольга Федорова, – потому что те регулярно должны подавать в ФМС сведения об учащихся, а какие они будут подавать сведения о детях, которые нигде не зарегистрированы?» Но неужели непредоставление информации министерству важнее , чем соблюдение Конституции?

Светлана Ганнушкина считает, что штрафовать директора в таком случае не за что. «Он лишь может честно ответить органам ФМС – да, у меня учится столько-то незарегистрированных учеников. Но учителя и директора не могут осудить за то, что он учит ребенка!»

В итоге Верховный суд отказал в иске заявителям. «Праздник 1 сентября эти судьи, прокурор и чиновники министерств у десятков детей все-таки украли», – говорит юрист «Гражданского содействия» Анастасия Денисова.

Петр и Мразик

Идет урок. В этот раз в классе только инофоны. Учительница дает задание:

— А ну-ка назовите мне славянские имена.

Руки поднимают чуть ли не поголовно:

— Мария.

— Правильно.

— Петр.

— Отлично.

— Петя.

— Петя и Петр — одно и то же…

Татьяна Чуйко преподает русский язык и литературу в 5-11 классах.

— Со славянскими именами, — говорит она, — уже более или менее разобрались. Но им подчас трудно со своими именами разобраться. Ребенка зовут Мразик. Национальность — езид. Он пришел в пятый класс. Учительница говорит: ребята, сегодня мы будем надписывать тетрадки. Писать надо по-взрослому: не Петя, а Петр, не Маша, а Мария. Он спрашивает: а мне как? А ты так и пиши — Мразик.

С этими именами, говорит Чуйко, вечно что-нибудь приключается. Вспоминает случай, произошедший в одной из школ. Уверяет, что случай реальный, хотя очень похоже на анекдот:

— В первый класс пришел мальчик по имени Мухаюб. Ну, понятное дело, дети стали звать его через «е». Мальчик по малолетству совершенно не понимал, что его обзывают. К третьему классу до него стало доходить, что что-то здесь не так. В конце концов папа этого мальчика пришел в школу выразить свое недовольство. А в тот день учительница, которая вела этот класс, заболела, и ее заменяла другая. И вот он говорит: мне кажется, что моего сына дразнят, а у нас, между прочим, его имя означает «властелин гор». Она ему: да что вы выдумываете, никто вашего Мухаеба не дразнит.

Некоторые имена школа рекомендует как-нибудь адаптировать для русского уха.

— Мальчика зовут Амлет, — рассказывает Чуйко. — Я говорю родителям: надо что-то придумать, а то будут ребенка омлетом звать, у нас блюдо такое есть. Мы стараемся тактично объяснять эти вещи.

Бороться с проблемой своими силами

Светлана Ганнушкина говорит, что сам факт того, что у нас принимаются приказы, противоречащие Конституции, уже является опасным для общества. А второе – дети, остающиеся вне школы и остающиеся на территории нашей страны, – опасно вдвойне.

«Это подростки, которых может взять себе криминал. Недавно в Московской области бывший секретарь ЦК обнаружила двух детей, которые не ходили в школу, и своим старым авторитетом тут же определила их в школу, – приводит пример руководитель “Гражданского содействия”.

А еще Ганнушкина убеждена, что учить детей мигрантов нам даже выгодно. «Такие дети в школе становятся носителями нашей культуры и языка. Даже если они потом уедут – это наше влияние. Язык и культура – это большее влияние на мировое сообщество, чем политика».

«Да, сложно работать в классах, где дети не говорят по-русски. Но так же происходит и за рубежом в других странах, – рассуждает Светлана Ганнушкина. – Проведите совместные конференции, наберитесь опыта.

Кстати, ситуация мешает и директорам школ. Анастасия Денисова рассказывает, что директора и завучи не понимают, как трактовать нормы этого приказа. «Они не знают, чего требовать. Годовая прописка, гостевая виза, требуют пенсионное удостоверение от детей – вариантов много.

Они недовольны и не хотят выполнять не свои функции. Их обязанности – организация учебного процесса, а не проверка миграционных данных. А вчера в ОСИПе (Окружные системы информационной поддержки – они пришли на смену комиссиям по зачислению в детсады и школы) хотели вызвать опеку, чтобы отобрать у гражданки Украины детей! За то, что женщина пыталась устроить их в школу без регистрации».

А где же тогда учиться детям мигрантов? Ходить неучами, бегать без присмотра по улицам? При «Гражданском содействии» работает на волонтерских началах Центр адаптации и обучения детей беженцев.

В нем занимаются дети из Сирии, Конго и других стран, где идут войны. Есть и совсем малыши, а есть 17-летние подростки – уже и детьми-то их трудно назвать, но им не легче учиться, чем младшим школьникам, потому что они очень много пропустили.

«Когда ребенок долго не ходит в школу, отстает от программы, от своих сверстников, у него что-то ломается в голове, – говорит Денис Ланщиков, замруководителя Центра. – Возникают когнитивные, поведенческие и психологические проблемы. И мы еще работаем и с этим, дети занимаются с психологом».

Всего в центре занимаются 50 с лишним детей. В мае центр запустил «Школу на коленке», увидев наплыв ребят, чтобы не ждать сентября, а помочь детям подтянуть знания. «Это была такая протошкола. По 3-4 урока в день, а потом мы водили их в музей, или гулять по городу, потому что некоторые дети живут тут лет десять, но не знают, как выглядит Спасская башня, например».

Только беда в том, что у центра кончился договор аренды, и где и как будет он работать с сентября, пока неизвестно. Возможно, помещение даст «Гражданское содействие», есть еще предварительные договоренности с Музеем Москвы, но состоится это или нет, пока неизвестно.

Возможно, думает Денис, удастся распределить эти занятия с детьми мигрантов по библиотекам. Но это было бы проще при прежнем руководстве департамента культуры города, сейчас поддержка со стороны власти не чувствуется.

Беженцы пытаются обучать своих детей и собственными силами. О подобной доморощенной школе, организованной сирийским журналистом Муиз Абу Алдждаилом в Ногинске, мы рассказывали в феврале 2015 года.

Сирийские родители скооперировались, арендовали старый деревянный дом на окраине города, а предметы тут преподают сами граждане Сирии – нашлись учителя математики, английского языка, истории… Однако и здесь сейчас проблемы.

В школу постоянно приходят проверки – причем проверяющих больше интересует опять же регистрация этих людей, а не то, как и в каких условиях учатся дети и почему они не ходят в российские школы. А сейчас школу сирийских детей хотят выселить из этого дома. Возможно, и здесь 1 сентября не прозвучит первый звонок.

«Твоя-моя понимай мала-мала»

«Фасол» пишется с мягким знаком, а «вилька» — без мягкого

В 50-й школе не создают коррекционных классов для инофонов: у приезжих детей, как правило, нет проблем с развитием. Им только требуется преодолеть языковой барьер. Для этого существует специальный курс. Он читается на всех ступенях обучения, в том числе на последней, поскольку выпускникам предстоит сдавать ЕГЭ. Так называемая «компенсация» идет в начальной школе. Дальше — основы грамматики, спряжения, склонения. Это не значит, что без должного знания русского языка инофон встанет в полный тупик перед физикой и математикой.

— Такого ребенка, чтобы вообще не понимал по-русски, — говорит Чуйко, — я у нас еще не встречала. Обычно советуют детям-инофонам: разговаривайте дома на русском. А мы, наоборот, иной раз говорим ученику: ты уж дома на русском не разговаривай. Потому что там русский бывает намного хуже, чем когда ребенок с одноклассниками общается.

Стараясь выбраться из непролазной чащобы склонений, спряжений, падежных окончаний, инофоны в какой-то момент, упреждая реакцию одноклассников (а те, как известно, не знают пощады), начинают сами посмеиваться над своими речевыми ошибками, проникаются самоиронией. Чем в учебных целях с удовольствием пользуются учителя.

— Я говорю им, — делится Чуйко педагогическим опытом, — запомните: «фасол» пишется с мягким знаком, а «вилька» — без мягкого. Хохочут. Потому что уже понимают.

Все, с кем пришлось беседовать, отмечают: ученики-инофоны более мотивированы. Например, на бесплатные консультации по предметам ЕГЭ ходят именно они, остальные ленятся. Та же мотивация и у родителей-инофонов. Они хотят дать своим детям образование — то, какое, возможно, сами не получили на своей родине. С первого дня пребывания в русской школе дети мигрантов берут прицел на вуз. И многие поступают. Причем на бюджетные места.

Дети мигрантов тормозят процесс школьного обучения

В 2014-2015 учебном году в московских школах училось 25.357 детей – иностранных граждан. Какие возможности предоставляет город, чтобы помочь этим детям выучить русский язык, не только общаться на простые темы, но и осваивать школьную программу?

На 12-миллионную Москву – всего пять «Школ русского языка» для детей мигрантов, и лишь две из них – бесплатные. Как происходит адаптация детей-иностранцев, готовы ли школы менять программу, если в классе учатся дети-инофоны, и почему «Школ русского языка» должно быть как можно больше, «Фергана.

Ру» поговорила со специалистом в области обучения детей-билингвов и изучающих русский как иностранный, автором учебных пособий, кандидатом филологических наук, доцентом Московского института открытого образования Ольгой Синёвой.

– Ольга Владимировна, у вас есть статистика, сколько детей мигрантов учится в московских школах?

– Все данные за прошлый учебный год были опубликованы в журнале «Добрососедство». В Москве училось 25.357 детей-иностранцев, в том числе 157 афганцев, 481 гражданин Казахстана, 3.128 граждан Кыргызстана, 2.

769 детей – граждан Таджикистана, 114 – Туркмении, 2.186 – Узбекистана. 70 китайцев, 54 турка. Из Украины – 4.907 детей. Это количество – около 25 тысяч – остается приблизительно одним и тем же из года в год, соотношение иногда меняется, сейчас, например, киргизов больше стало.

– Видимо, из-за того, что Кыргызстан вступил в ЕАЭС, и многие формальные проблемы были сняты.

– Может быть. Данных о детях из семей мигрантов, у которых есть российский паспорт, у нас нет. У учителей критерий такой: насколько ученик, приехавший из другой страны, погружен в русскую культуру, владеет ли русским языком, и на каком уровне.

По наблюдениям педагогов, с которыми я работала на курсе повышения квалификации «Методика преподавания русского языка в поликультурном разноуровневом классе» с сентября по декабрь, – а это 75 человек, – детей мигрантов не так много, в среднем 15-20% в классе.

Но эти дети плохо владеют языком, и возникает проблема: либо их подтягивать, и тогда страдают остальные ученики, либо не обращать на них внимания, «что вырастет, то вырастет»… В таком случае в будущем возникнут серьезные проблемы и у них, и в школе, которая получает маргинальных учеников… Вопрос организации языковой подготовки детей мигрантов – самый сложный.

– В 2006 году Департамент образования Москвы издал указ о создании «Школ русского языка» – структурных подразделений внутри обычных школ, которые бы обучали детей-иностранцев русскому языку в течение одного учебного года. Сколько в Москве «Школ русского языка» сегодня?

– Пять, из них две бесплатные, а три существуют за счет родителей. Но в прошлом учебном году 18 групп ШРЯ работали в семи образовательных организациях, в которых прошли обучение 262 человека. Сейчас «Школы русского языка» исчезают.

– Раньше «Школам русского языка», как структурным подразделениям, выделялось отдельное финансирование. Учебный план предполагал 24 часа учебных занятий в неделю в течение года, а также занятия с логопедом.

Сейчас система финансирования стала иной, и, возможно, школа может получить грант на этот вид деятельности, но пока школы не научились выстраивать подобную работу. Пройдет некоторое время, опыт появится.

У школ сегодня есть возможность обучать детей «Русскому как иностранному» во второй половине дня в рамках предмета по выбору «Русский язык». Группу можно открыть, если набирается не менее пяти учеников, и заниматься два часа в неделю, то есть два урока.

Таких групп в прошлом году было 24, не так много, в них учились 327 человек. Директора не в полной мере пользуются этим ресурсом, хотя и это большое подспорье для тех детей, которые плохо владеют языком.

– А почему для ШРЯ не годится подушное финансирование, которое введено в московских школах?

– Система подушного финансирования делает выгодным включать детей-иностранцев в общие списки классов. Но с другой стороны, если этими детьми специально не заниматься, то их «неуспеваемость» снижает общий балл, портит картину успешности учебного процесса.

Ребенок, который приехал в Россию и будет учиться в общеобразовательной школе, должен не просто научиться говорить, читать и писать по-русски, он должен освоить учебно-научный стиль речи, чтобы потом нормально получать образование наряду с носителями русского языка.

Это архисложная задача, и конечно, полностью ее решить за один год невозможно. Человек способный, с развитым интеллектом осваивает систему чужого языка не менее чем за три года при таком интенсивном обучении, как в ШРЯ.

Поэтому тот факт, что мы пока еще не построили систему, соотносимую с деятельностью «Школ русского языка», мешает полноценному образовательному процессу: теряют и дети мигрантов, и дети – носители русского языка, и педагоги.

– В чем заключается особенность методики, разработанной для ШРЯ?

навыки учебной деятельности, педагоги восстанавливают, прививают или формируют фоновые знания, смягчается культурный шок, так как ребенок видит, что не только у него языковые проблемы. Это также своеобразная диагностика когнитивного состояния ребенка, потому что он наблюдается в процессе учебы.

Если смотреть на проблему обучения детей-мигрантов по-государственному, имея в виду статус России, русского языка в мире, то конечно, необходимо инвестировать в структуры, подобные «Школам русского языка».

Социо-лингвистические исследования подтверждают, что уже через год начинается сильная социализация ребенка, и он в семье начинает говорить по-русски, потому что в школе целый день говорит именно так.

дети-инофоны имели право пойти на урок в обычный класс, если им было по силам что-то понять, особенно если это практико-ориентированные предметы, они участвовали в общих мероприятиях, проектах. В наших программах ШРЯ все было достаточно разумно, и интенсив – 24 часа в неделю – позволял значительно продвинуться в формировании коммуникативной, познавательной компетенций.

– Почему тогда так мало учеников в «Школах русского языка» в прошлом учебном году? Нет информации? Или родители не хотели, чтобы дети теряли год, мол, ребенок и без этого заговорит?

– Вы сами и ответили. Все в комплексе. Самое большое количество структурных подразделений под названием «Школа русского языка» в прошлые годы – 13. В Москве 10 округов, практически по одной школе в каждом, в ЮВАО – три. Немного. Цифры говорят сами за себя.

– В каких московских округах выше потребность в «Школах русского языка»?

– Юго-Восточный, Восточный и Северо-Восточный округа. Лет десять назад доходило до пятидесяти-семидесяти процентов, но сегодня такая ситуация лишь в отдельных случаях.

В настоящее время в Москве действуют 10 школ русского языка, две сменные — для подростков 14-18 лет. Однако учатся в них всего 417 человек, тогда как всего, по данным Департамента образования Москвы, в столичных школах – более 70 000 детей мигрантов.

По словам эксперта, наша педагогическая практика основана на равнении учителя на отстающего

Что говорят родители

Дана Мурзакулова приехала в Екатеринбург из Киргизии. Она бухгалтер. У нее в этой школе учится сын Абдусамат, первоклассник. Еще есть двойня, девочки, Айдай и Адинай. Ходят в детский сад. «Их тоже, когда подрастут, отдадим в эту школу», — говорит Дана. А у Марифат Одильбековой в 50-й учится восьмилетняя дочка. «Мы раньше в селе Хорог жили, это Таджикистан, — рассказывает Марифат. — А в девяносто четвертом году мой муж сюда на заработки приехал. Потом и я, только сильно позднее — в две тыщи шестом. Дочка уже здесь родилась. Во второй класс ходит. Что с ней вместе русские дети учатся, ну и там разных других национальностей, так это хорошо, я считаю».

Родители учеников-инофонов относятся к школе очень ответственно, чтобы не сказать трепетно. На родительские собрания женщины приходят принаряженные, как на праздник, чуть-чуть взволнованные, внимают каждому слову классной руководительницы, в пререкания с учительским персоналом не вступают. Мужчины реже в школу наведываются, но, придя, оставляют номер мобильного и обещают, если что, быть здесь по первому зову.

В том, что их дети учатся в многонациональных классах, родители-инофоны видят одни только плюсы. Как относятся к таким классам родители русских детей — этого они, скорее всего, публично не скажут, а если скажут, то едва ли будут до конца откровенны. Рады таким одноклассникам отпрыска далеко не все. Но делиться своим недовольством представители коренного большинства готовы только на условиях анонимности. Вот рассказ матери, чья дочь-восьмиклассница учится в государственном муниципальном лицее, расположенном в одном из престижных районов Екатеринбурга:

— Я как мать против совместного обучения. Я сознательно выбирала квартиру в определенном районе с привязкой к определенной школе. Я хочу, чтобы мой ребенок получил качественное образование. Лет пять назад мигранты в принципе не могли отдать детей в лицей, потому что были входные тесты, для их детей абсолютно непреодолимые. Сейчас для первоклашек тесты запрещены. Берут всех по прописке. Я задаю вопрос директору: вы зачем их берете? Вы же понимаете, что процентов на девяносто эти дети не владеют русским языком даже на бытовом уровне. У нас в классе пять таких детей — киргизка, три азербайджанца и таджик. Кто-то из них вообще по-русски не говорит, кто-то — через пень-колоду. Причем не только дети по-русски не говорят, но и родители. Они на родительских собраниях не понимают, чего требует педагог. Они не могут выполнить вместе с ребенком домашнее задание. А программа сейчас усложненная. Особенно в лицеях и гимназиях. Там, например, технику чтения проверяют. Наши дети в первом классе читали в среднем пятьдесят слов в минуту. Не наши — шесть слов. Уровень восприятия информации у приезжих детей очень низкий. Учительница вынуждена останавливаться, повторять одно и то же по двадцать пять раз. Ей приходится уделять внимание организационным вопросам, дисциплине… Наши дети скучают, сходят с ума от непродуктивного пребывания на уроке. К тому же это менее конкурентная среда. Когда вокруг тебя товарищи, которые ни бэ ни мэ, к чему стремиться? Ты на их фоне просто супер. И пятерки получать очень легко. Я задаю вопрос директору: почему вы их не соберете в один класс? Директор говорит: если я соберу их в один класс, это будет гетто, они никогда не выучат русский язык, они будут общаться только между собой, а так они быстрее адаптируются. Я же считаю, что необходимы какие-то подготовительные этапы, скажем, курсы языковые. В первый класс они должны прийти с тем же базовым уровнем языка, бытового хотя бы, которым владеют русские дети.

— Ваш район элитный?

— Считается, престижный район.

— Вы хотите, чтобы контингент учащихся в лицее был таким же социально однородным, как контингент их родителей?

— Да, я этого хочу.

— Но это тоже гетто, только другого качества.

— Ну, что делать, мы живем в обществе, где, к сожалению или к счастью, не все равны. Поймите, к многонациональному составу класса я отношусь спокойно. Но я хочу, чтобы мой ребенок в школе нормально развивался. Чтобы он получил там определенный уровень образования и культуры.

— Дети мигрантов мешают этому?

— На мой взгляд, мешают. Одна моя знакомая живет как раз в том самом Железнодорожном районе, где школы буквально набиты детьми мигрантов. А у нее дочка в этом году в первый класс пойдет. Так мать добыла себе прописку в другом районе, чтобы отдать ребенка в лицей или гимназию.

* * *

По данным соцопросов, 37 процентов московских школьников негативно относятся к приезжим одноклассникам. Родителей, не одобряющих смешанные классы в столичных школах, еще больше. И так во всех мегаполисах.

Неприятие частью российского общества Махмуда и Гаяне в качестве одноклассников Вани и Маши проще всего объяснить ксенофобией. Но не всегда ксенофобия основана на слепых предрассудках. Иногда она имеет реальные источники, в данном случае — сложный клубок проблем, сопутствующих обучению детей-инофонов в русских школах. Ректор Московского государственного педагогического университета (МГПУ) Алексей Семенов считает, что в регионах с высокой концентрацией мигрантов необходимо принять законы, согласно которым гастарбайтер должен обеспечить своему ребенку хотя бы элементарное знание русского языка, а работодатель обязан оплатить обучение. В Европе этот вопрос ставят подчас еще жестче. В германской Баварии депутаты парламентской фракции социал-демократов предложили запрещать детям мигрантов посещать занятия в школе до тех пор, пока они не выучат немецкий язык.

…В конце января в Екатеринбурге прошел семинар «Радикальные проявления ксенофобии и противодействие им». Директора 50-й школы Оксану Рожкову на этот семинар не пригласили. Хотя ей было что сказать. Ну то, например, что противодействие ксенофобии в любых ее проявлениях, и радикальных в том числе, должно начинаться со школы. И что один из способов воспитания толерантности — общая парта.

Поделитесь в соц.сетях:

Оцените статью: (Пока оценок нет) Загрузка...